Греческий миллиардер и Я - Страница 20

— Крепче держись.

Вельвет сделала, как было велено. И, слава Богу, потому что на этот раз, Миколас не собирался сдерживаться. Он проникал в неё с такой силой, что она была не в силах издать хоть малейший звук. Он превратился в дикого зверя, до боли впиваясь руками в её грудь, и, о, Боже, она не могла насытиться им.

Даже звук ударов его яиц о её бёдра, действовал на Вельвет гипнотически, как и шум жадных проникновений в её тугую и полную соков желания киску. Но вскоре, ей стало мало воздуха, сердце грохотало, как ненормальное, и она становилась всё туже и туже…

Миколас грубо схватился за одну из её оголённых ягодиц прежде, чем зажать между пальцами клитор.

— Кончи для меня, моя любовь.

Моя любовь.

Вельвет вскрикнула, неожиданные слова Миколаса заставили её тут же получить разрядку, и она продолжала стонать, пока он рычал её имя, наполняя горячим, липким семенем, которое стало стекать по бёдрам Вельвет.

Конечно же, она знала, что это было его обычное греческое «любовь моя», что приравнивалось к ласкательному слову. Но сегодня впервые он произнёс эти слова на английском языке, а не как обычно, на греческий манер. И, о, Боже! Как эти слова заставили её почувствовать себя… любимой.

Внутренне смятение заставило Миколаса ожесточиться. Он и сам понял, что сказал Вельвет. Он надеялся, что она не обратила на это внимания. Это были просто ласкательные слова. Твердил он сам себе, словно уговаривая. А она же в свою очередь думала на что угодно, только не на это.

А он был бы ещё большим дураком, беспокоясь о том, что она себе напридумывала. Это были не его проблемы, даже если и так. То, что состоится завтра – просто брак по расчёту, не более.

Миколас сохранял молчание, пока вытирал её всё ещё чувствительную плоть и бёдра своим платком.

Сидя на раковине, Вельвет взглянула на него и сказала:

— Всё в порядке.

Медленно он поднял голову.

— Что в порядке?

Её губы слегка изогнулись.

— Я не из тех, кто ходит вокруг да около, поэтому скажу прямо. Ничего страшного, что ты сказал то, что на самом деле не имел ввиду. Я всё понимаю, Миколас, — она выдавила улыбку. — Ты не то имел в виду, когда сказал «моя любовь», и это нормально.

Миколас заговорил только тогда, когда начисто вытер её бёдра.

— Никогда не думал, что скажу это, но… — он нежно поцеловал её в губы, — лучше бы ты назвала меня «засранец».

Вельвет моргнула, а затем захохотала, когда напряжение, повисшее между, ними отступило.

— Засранец. Ты, мать твою, чёртов засранец.

— А это было немного больше, чем я просил, любовь моя, — сказал Миколас, помогая ей встать с раковины.

— Воспринимай это в качестве бонуса, — отрезала она.

Миколас и Вельвет сохраняли молчание, и каждый был настолько занят своими мыслями, что даже не обратили внимание на длинную очередь, собравшуюся из женщин снаружи уборной. Как только они добрались до бара, Миколас тут же заказал себе выпить. А Вельвет достала телефон, проверяя его на входящие сообщения и письма, но это никак не отвлекало от мыслей о том, что она ОГРОМНАЯ ЛГУНЬЯ.

Она была не против того, чтобы Миколас Саллис звал её своей любовью?

Как уже и сказала, огромная…

У неё перехватило дыхание, и все мысли тут же испарились, как только она увидела одно непрочтённое письмо от своего адвоката Лестера Уилкинса. Он был приятным пожилым человеком, который взял её под своё крыло абсолютно безвозмездно, когда ей было восемнадцать лет, и она не имела ни малейшего понятия, что делать со своей жизнью.

Я получил письмо от мистера Гарфилда, составленное его адвокатом, я, конечно же, ознакомился с его содержанием, и вот моя профессиональная точка зрения, а также человека, который считает себя твоим приёмным отцом – не читай его. Но кончено же, решать тебя, и я на всякий случай сделал скан-копию письма.

Вельвет улыбнулась бы, если бы могла. Лестер Уилкинс был капризным пожилым человеком, и уже через час каждый клиент старался сбежать из его кабинета. Но только не Вельвет, она впоследствии стала его союзником. Мистер Уилкинс слишком хорошо её знал. Она была упрямой. У неё и правда, не было выбора. Это был единственный способ для неё, чтобы выжить.

Вельвет кликнула на прикреплённый файл, чтобы прочитать его.

Клянусь, что это последний раз, Дотти. Мне нужны деньги…

Эти слова моментально перебросили её в прошлое. Ей было восемнадцать, а Вейн явился в общежитие. Он поднял на уши весь её этаж, тарабаня в дверь, и изрекая ругательства. Ему было безразлично, что кто-то может узнать, что её родители наркоманы, и что «зелёного змея» они любят больше, чем свою собственную плоть и кровь.

Мой друг Эрни рассказал о замечательной возможности, как хорошо и быстро заработать деньги. После этого, обещаю, больше не буду просить. Никогда.

Ей было двадцать, и она считала, что смогла перебороть мир. Потому что Вейн и Линди прошли полную реабилитацию. Вельвет полагала, что они вновь станут семьёй. Но в первый же день, когда их выпустили из центра, Вейн пришёл к ней за деньгами на последнюю дозу. «Одна последняя доза», сказал Вейн, растягивая слова на распев. Пожалуйста, пойми маму с папой. Мы должны сделать это. Именно в тот момент Вельвет и поняла, что Вейн, Линди и «зелёный змей» станут семьёй, а она никогда не станет частью этого.

Ты так много сделала для меня и мамы. Если ты захочешь с нами встретиться, ты знаешь, что мы всегда рядом. Мы очень сильно любим тебя, детка. И правда, хотим увидеться.

Вельвет вспомнила, как в первый раз отказалась дать им деньги, и Вейн пришёл в бешенство. Ударил её так сильно, что чуть не сбил с ног. А Линди была не чем не лучше, призывая мужа вправить немного мозги их неблагодарному отродью. Дотти знала, как близка она была к тому, чтобы и вовсе не появиться на свет, став жертвой аборта. Вельвет обязана им своей жизнью. Быть может ей, и правда не помешает напомнить об этом.